осле смерти жены Евстафий Алексеевич не мог надолго оставаться в пустой квартире. Проснувшись по привычке в полседьмого утра, он тщательно брился и, наскоро позавтракав, уходил бродить по Москве, стараясь выбирать такие маршруты, где современная жизнь не слишком бросалась в глаза – Воробьевы горы, Лужники, Фрунзенская набережная...

Полковник

Полковник Астахов не любил и не принимал современную жизнь с ее алчностью, эгоизмом и равнодушием. Это был тот самый капитализм, оголтелый и бездушный, сдерживая который, Евстафий Алексеевич отдал 40 лет службе в ракетных войсках.

Теперь, застегнув на все пуговицы свою шинель офицерского сукна, полковник шагал по городу, ежедневно отмеряя десятки километров хромовыми сапогами. Погоны Евстафий Алексеевич не спорол – не поднялась рука, так и ходил в форме образца 1981 года.

Многое не нравилось полковнику, но он, как человек сдержанный и привыкший к порядку, никогда и никому не делал замечаний. Точнее говоря, он делал замечания, но не вслух, «про себя». Лицо его при этом делалось жестким, а глаза серо-стальными.

Прогулки по городу и раздумья – это все, что у него осталось в этой жизни. Полковник днями бродил по городу и думал: «Что же пошло не так? Все было так четко и ясно: служи честно Советской стране, расти детей, строй будущую светлую жизнь – и Родина оценит твой труд, не оставит в беде. Родина даст тебе кров и пищу, образование, защитит от врага, вылечит и позаботится в старости».

Чем больше Евстафий Алексеевич думал о современном устройстве общества, тем чаще приходил к заключению об ошибочности избранного страной пути. Он, именно он, должен, наконец, пойти и объяснить, что дальше так не может продолжаться.

Министр Обороны Евстафия Алесеевича не принял, очевидно, посчитав его очередным выжившим из ума пенсионером, и полковник начал писать письма. В них, как казалось Евстафию Алексеевичу, он четко и убедительно доказывал, что путь, по которому шла страна до так называемой «перестройки», был единственно правильным и справедливым. Полковник, со свойственной ему основательностью суждений, доказывал на исторических примерах о необходимости преемственности традиций в армии и в обществе.

Впрочем, на письма свои Евстафий Алексеевич не получил никакого ответа. Однажды только пришла почтой какая-то непонятная бумажка размером в пол-листа, испещренная штампами различных канцелярий.

Прошел год или два. Уже сильно сдавший, но по-прежнему опрятно одетый полковник, шел по Ленинскому проспекту. Правая рука его сжимала написанное накануне письмо. На конверте аккуратным четким почерком офицера значилось: «От полковника Советской армии в отставке Астахова Евстафия Алексеевича. Передать Президенту. Лично.»

Все дальнейшее произошло стремительно. Евстафий Алексеевич быстро вышел на проезжую часть прямо перед несущимся по проспекту кортежем...

Уже через тридцать секунд после случившегося два сотрудника Федеральной Службы Охраны забросили тело полковника в невесть откуда взявшийся закрытый грузовичок с надписью «Итальянская химчистка и прачечная». Небольшую лужицу крови под знаком «Уступи дорогу», куда ударом отбросило Евстафия Алексеевича, щедро присыпали песком.

Полковника Астахова, после выяснения спецслужбами всех обстоятельств происшествия, похоронили с подобающими воинскими почестями. В карман кителя Евстафия Алексеевича положили партбилет члена КПСС и конверт с надписью: «От полковника Советской армии в отставке Астахова Евстафия Алексеевича. Передать Президенту. Лично.»

22 Июня 2011 г.

© Суханов Валерий Юрьевич

Перейти к содержанию